Очередная леденящая душу история. Сидели мы как-то дружным мужским
коллективом, над беленькой размышляли, красненьким разбавляли. Сверху
пивом разводили.
Коктейль гремучий получился. И, как следствие, один из нас, для истории
Женя, не выдержал этого дела. Точнее, не выдержал его желудок. Ну дело
понятное, с
кем не бывает - иди, Женя, в туалет, освободи душу. Но Женя был крупным
оригиналом. Его гусарская сущность не позволила вот так вот запросто
пойти и
проблеваться в белый унитаз.
Душа запросилась на воздух. Женя вышел на балкон (замечу, 3-й этаж, 2
часа ночи) и благополучно изверг все выпитое и съеденное на... на
сохнущее на
балконе второго этажа, только что выстиранное, отстиранное, белое-пребелое постельное белье...
Стало до боли обидно. Лелик, хозяин квартиры, где мы пьянствовали,
заметался - надо что-то делать! Нашелся один умник - налили ведро воды,
засыпали
порошком и вылили все это дело вниз, на белье. Чище оно от этого не
стало. "Над! о повторить процедуру!" - нашелся очередной умник.
"Повторим!" И еще раз.
В общем, вылили мы на это белье ведер тридцать, не меньше. Причем, все
это нужно было делать очень тихо - чтобы соседи не проснулись.
Еноты-полоскуны,
блин! Ни хрена оно чище не стало. Зато внизу под окнами небольшой прудик образовался. На литр пруда 20 грамм "Ариэля".
Тут я обнаружился с одной из самых дурацких идей в своей жизни. "Берем
самого легкого чувака (с ведром) и спускаем его вниз на веревке. Он там
все
отстирает и отмоет". Все обрадовались, по плечам меня хлопают: "Какой
ты умный, где же ты раньше был!" И надо же - находим где-то в квартире
веревку (на
которой автомобили вытягивают). Уговариваем самого "легкого чувака"
(Виталика), обвязываем его, и тихонечко так выпихиваем с балкона...
Нет, ну вы вдумайтесь - 3 часа ночи, пять пьяных дебилов, беспрестанно
шикающих друг на друга: "Тише!!!", толпятся на балконе и дружно держат
веревку, на
конце которой болтается грустный-грустный "легкий чувак" с ведром
мыльной воды и каким-то совком. Вдумались? А теперь представьте себе
весь хренотизм
ситуации, когда, привлеченный шумом, на балкон выходит хозяин белья и
видит перед собой мокрое, мыльное и заблеванное белье. И в придачу ко
всему,
качающегося в воздухе, как добрая фея, Виталика, с ведром, совком и бешенными глазами, как у мышки, страдающей запором...
Антракт!
Еле мы его назад втянули.
То, что дальше было отдельная история...
Студеты в мроге
Студенты-медики проходили летнюю практику в морге. Ну а поскольку днем
там практиковаться решительно невозможно - клиенты прибывают, суета,
практические
занятия проходили ночью. Проторчав в доме забвения до полуночи ребята
взгрустнули и решили закастить мегазаклинание "саммон женского пола".
Быстренько
намутив телефоны девушек с параллельного потока, хлопцы сгоняли за
шампунем-пивом и стали ждать. Но ждать спокойно будущим костоправам
было лениво, и
созрел план прикола: задубевшие трупешники в количестве шести штук были
изъяты из боксов и выставлены вдоль стены методом "прислонить, авось не
упадут".
Модельный ряд жмуриков в трусах и с бирками на больших пальцах ног был
пополнен одним из ребят, который разделся до аццких семейников с
хрюшками и
добровольно нацепил на палец бирку с номерком. Свет был погашен, и
шутники затаились... В конце-концов самки явились в морг - первой
реакцией была легкая
паника от темноты, потом - на стоящие вдоль стены тела. У ребят нашлось
более-менее вменяемое объяснение типа "так надо", и девушки
успокоились. Все
перезнакомились, выпили за встречу, за вечер, за морг, за учебу...
Короче, атмосфера царила подпитая и вообще позитивная, обламывался пока
только затекший
изображать кадавра стузиозус. И естественно, на предложение парней
показать прикол, девченки ответили бурным согласием. Картина маслом по
сыру - один из
приколистов становится перед стойкими мясными солдатиками и зычно орет на весь морг:
- Рота! На первый-второй рассчитайсь!
Затекший делает неловкий шаг вперед и произносит сакраментальное:
- ПЕРВЫЙ!
Итог: у двух девчонок обморок, у одной климануло челюсть - вправляли
уже настоящие врачи. У остальных паника и желание сменить исподнее.
Одно плохо -
приколистов с позором отчислили...
Парочка забавныъ автоисторий
ИСТОРИЯ 1.
На одном из железнодорожных переездов скопилась кучка машин - шлагбаум
опущен, семафор мигает красным, вобщем все как надо. Первый в очереди
-рейсовый
автобус
Проходит какое-то время и из конца очереди выезжает крутейший черный
Мерс и становится в ее начало перед автобусом. Через несколько секунд
опять же из
конца очереди выезжает теперь уже девятка с тонированными стеклами и
становится перед Мерсом (каким чудом умещается между Мерсом и
шлагбаумом - непонятно).
У Мерса открываются двери, и оттуда вылезают двое здоровых бритых
"чисто нормальных пацанов". Они подходят к девятке и молча разбивают у
нее ножищами
задние фары,а потом спокойно садятся обратно в Мерс. Через несколько
секунд открываются двери девятки и оттуда вылезают четверо не менее
здоровыхь парней в
камуфляжах, черных масках, с калашами и нашивками СОБР (видимо ехали на
задание). Парни также молча подходят к означенному Мерсу и изрядно
лупят его
дубинами, разбивая при этом стекла, фары, кое-где помяв кузов, после
чего спокойно садятся обратно в машину и уезжают. Во время всей этой
процедуры братки
так из своей тачки и не вылезли (уехали сразу после собровцев).
Но больше всего над всем этим, конечно, глумился народ в автобусе, ухахатываясь до уссачки.
ИСТОРИЯ 2.
Один парень, Алик, который учился со мной в группе, обладал довольно
редким качеством - ему было абсолютно до фени, что о нем думают
окружающие. Это свое
качество он эксплуатировал в хвост и гриву. Спорил со всеми подряд, что
отмочит какой-нибудь номер (например, что спустится в общаге до первого
этажа
абсолютно голый). Но, поскольку ему уже многие проиграли немало денег
на таких пари, найти клиентов ему становилось все труднее. Наконец,
как-то он отыскал
какого-то лопуха-младшекурсника, с которым он поспорил на огромную, по
тем временам, сумму (25 рублей, тогда почти стипендия), что доедет от
факультета до
общаги (остановок 7-8 на метро) в ластах вместо ботинок. Непременным
условием было оговорено, что вся эта экспедиция должна проходить
обязательно в
присутствии лопуха. Накануне испытания лопух был полон оптимизма и
говорил, что козел Алик не понимает одной элементарной вещи, почему у
того ничего не
выйдет.
Короче, на следующий день при выходе Алик снимает свои югославские
коричневые ботинки, связывает шнурками, отдает лопуху, а сам залезает в
ласты с большим
трудом, потому что лапти у него гигантски непропорциональные, как у
утки. Потом, задирая ноги и поднимая фонтаны брызг (лужи, поздняя
осень), довольно
ловко скачет проходными дворами к метро "Парк Культуры". У метро
публика охреневает, Алик, как обычно, на это дело спокойно кладет и
заскакивает в метро. А
там контролерша и милиционер его внутрь не пускают. Тот, несколько
обескураженный, вышлепывает наружу, к нему подходит сияющий лопух,
говорит, типа, ну ты
теперь понял свои ошибки, и предлагает рассчитаться. Но упорный Алик
говорит, хрена, еще не вечер, про вид транспорта уговора не было, я
поеду на автобусах.
На автобусной остановке час пик, каждый автобус берут штурмом, и, когда
все проталкиваются, чтобы влезть, всегда Алику кто-то на ласты
наступает так, что
он с места сдвинуться не может, сколько ни матерится. Наконец,
очередной автобус открывает заднюю дверь прямо рядом с Аликом, тот
прыгает на ступеньки, и
тут выясняется, что ласты на ступеньки поставить можно, а ноги - нет,
он, скользя, как Дональд Дак в диснеевском мультфильме, несколько раз
молотит по
ступенькам и с грохотом плюхается прямо под ноги набегающей толпе.
Безжалостные пассажиры, отталкивая Алика ногами, производят посадку, но
тот, собрав
последние силы, поднимается с асфальта и ухитряется запрыгнуть задом на
нижнюю ступеньку. Лопух втискивается с передней площадки.
Теперь ласты торчат наружу, и дверь не закрывается. Водитель в зеркало
видит какие-то торчащие хвосты и объявляет, что пока пассажиры не
втянут свою рыбу
в салон, автобус никуда не пойдет. Тем временем, народ, пришедший в
себя после абордажа, замечает, что это какой-то идиот в ластах, из-за
которого все
неприятности, поднимается гвалт. Наконец, какая-то тетка берет на себя
инициативу и кричит водителю, мол, проедь немного до поста ГАИ, этого
гада и
хулигана там сдадим милиции. Алик видит, что получается как-то совсем
хреново, тут ему в голову приходит гениальная идея, и он орет на весь
автобус:
- Ну что вы за люди! Зверье!! Я - спортсмен, подводным плаванием
занимаюсь тут вот рядом, в бассейне "Чайка", и у меня только что в
раздевалке сперли
ботинки. Что же мне теперь, по-вашему, босиком по городу ехать?
Тут сразу все меняется, все начинают его жалеть, помогают взобраться.
Кипит общая ярость благородная против ворюг, которых развелось
несметно. Та же тетка
теперь кричит водителю, не надо, мол, в милицию, поехали нормально. Все
начинают Алика расспрашивать о деталях, хорошие ли были ботинки, и тот,
полностью
войдя в роль, с надрывом рассказывает, как у него увели единственные
коричневые югославские ботинки, к тому же редкого, большого размера. И
в этот момент
народного гнева поддатый мужик, стоящий рядом с Аликом, вдруг видит,
что на передней площадке стоит парень, держится за стойку, а не руке у
него висит пара
коричневых здоровенных ботинок. Он кричит, мол, впереди там, гляньте
быстро, ботинки югославские?... ему отвечают, что да, и он с криками
"вон они, твои
шкары" и "я, на хрен, счас задавлю это ворье" начинает ломиться вперед,
у него не получается, тогда он орет "держите эту суку с ботинками, там,
впереди".
Опять поднимается гвалт, и снова водителю кричат, чтобы он ехал прямо в
милицию. Озверевший водитель объявляет в микрофон, что я поеду, но не в
милицию, а
в психушку, всех вас сдавать. В этот момент подъезжают к остановке,
двери открываются, лопух с ботинками пулей выскакивает из автобуса, за
ним гонятся
несколько правдолюбцев, а сзади, в полном отчаяни, выпрыгивает Алик.
Вот в этот момент у стоявших на остановке чуть не произошло массового
помешательства,
когда они увидели, как из автобуса в огромном прыжке вылетает мужик в
ластах, по уши обдает всех грязью из лужи и с воплями "стойте, все! я
сам его догоню!
ну все, б..., готовь четвертной!" гигантскими скачками несется по улице.
Месяц потом длилось разбирательство, кто кому должен платить.
С Новым Годом! Пора готовиться)
Я тоже был один раз этим дедом. Зазвали меня, посулили сумму. Я, не
будь дураком, на деньгу и повелся. Не учел нюансов профессии. Пока с
мешком до явки
шел, всякая тварь пыталась меня угостить. Ну, то есть иду я через двор
- там угощают, сигареты в ларьке беру - угощают. Дорогу спрашиваю -
угощают,
сволочи! И где все они раньше были, когда я в понедельник на работу ехал?
Я еще нервничаю перед дебютом, мне поддержка просто необходима. Борода,
правда, мешала, но я остроумно заправил ее на манер галстука, чтобы
подношения
принимать было сподручней. И без претензий: ты кто? Я? Дед Мороз. А
борода? Вот борода, пожалуйте, элегантно покрывает пуп. Все по
правилам. Наливай.
В общем, добрался с трудом, но весь окутан душевными подъемами.
Эйфорически предстал.
Эти лица за дверью до сих пор терзают мою память.
- Хоу-хоу-хоу! - сообщил я семейству по-английски и, как только за мной
закрыли входную дверь, привалился плечом к вешалке. Вечер обещал быть
искрометным.
Это я даже в состоянии контузии понимал. Но пути назад не было. На
секунду вообразил, как Дед судорожно пытается открыть незнакомый замок
под пристальными
взглядами всех без исключения обитателей квартиры, куда пришел дарить
подарки. Что-то в этом было пугающее. И я внес себя в гостиную.
Ликующая ребятня
ввалилась следом. Их было трое: мальчик семи лет и две
девочки-близняшки, постарше. Мама с папой, бабушка с подругой, странная
тетка за пятьдесят,
сосед-алкоголик и собака, сразу определившая меня как полового партера. Кобель.
- Хоу-хоу-хоу, - еще раз обреченно отрекомендовался я.
- О! - Ответил восклицанием сосед.
И что-то в этом "О!" подсказало мне: под шумок протрезветь не дадут.
Сперва я был усажен за стол, с которого меня атаковали балыком и
водкой. После в дело пошли портвейн, коньяк с экзотическими фруктами,
настойка клюквенная
и прочие праздничные излишества. Ну и салаты, конечно, - куда без них.
Вокруг бегали дети. Они выпрашивали подарки, а я мудро поднимал
указательный палец, втыкая вилку в следующее блюдо. Старухи бормотались
меж собою,
периодически тыкая в меня накладными ногтями, отец семейства кисло
сосал шампанское, а собака обожала мою ногу, в чем ей никто не
препятствовал. Помаленьку
я начал отходить ко сну. Есть такое состояние, когда человека не нужно
трогать, когда он уже настолько умиротворен, что трогать его преступно,
прямо-таки
невежливо его трогать. Это можно понять по бессмысленному взгляду,
отсутствию членораздельной речи и обслюнявленной искусственной бороде.
И если человек
бровями дает вам знать, что силы уже на исходе, - оставьте его в покое,
не требуйте от него невозможного. Завтра он попытается оправдаться, а
сегодня в
категорию невозможного попадает все, за исключением неприятных мелочей.
А дети просили подарков.
Обе старухи, уже не стесняясь, обсуждали глубину моего падения, молодая
мать что-то горячо нашептывала супругу, а кобель обнаглел настолько,
что штанина
начала ощутимо теплеть.
- А вот кто мне расскажет стих?! - это сказал не я, а тот самый сосед,
что неустанно, подобно Вергилию, тащил меня за собой через адский
гадюшник.
- Да! - воспрял я. - Дамы скучают, а цыгане молчат. Что за минор?!
И опрокинул еще пятьдесят не помню чего.
Единственное, чего мне хотелось, - сползти под стол и говорить оттуда
непристойности. Удерживали только взгляд хозяина и мешок с презентами,
удачно
зацепившийся за спинку стула.
Ситуацию спасла одна из девчушек, которая влезла на табурет и бодро
зачитала "Мама спит, она устала". Я прослезился, зрители вяло
поаплодировали.
- Мощно. - сказал я и пустил носом майонез. В самом деле, очень в тему
пошло. Маму вспомнил... Бабки присоединились к осаде, и теперь весь
женский
коллектив что-то старательно ввинчивал отцу семейства в ушные раковины.
До меня ничего не долетало, и я беззаботно плеснул нам с соседом еще.
Сознание
начинало потихоньку ухать в яму. Я еще слышал стихотворение про мишку,
собирающего шишки во враждебном лесу и отрывки из Чуковского, но мог
лишь вяло
комментировать. Типа "Ого!" или "Да пиздишь!"
Но когда папа взял меня за воротник и сказал: "У дедушки еще остались
деньги?", - я понял, что поэзия кончилась, и началась проза. Сосед уже
дремал,
опустив голову на грудь, бабки благоразумно удалились, только дети
стояли рядом, всем своим видом показывая, что без веселого новогоднего
кутежа не
отпустят. Тогда я подумал: "Подарков захотели?" Это была моя последняя
мысль. После нее я бездумно блевал на все, что находилось в зоне
досягаемости. На
папу, на салат, на опрятных детей, на соседа и на волшебный мешок, в котором все еще наивно ждали свободы злополучные подарки.
Я блевал, когда меня тащили через коридор, блевал на лестничной клетке,
блевал возле подъезда и в ментовском уазике, блевал, когда открыл
квартиру и когда
уютно устроился в клозете.
И наутро, и к вечеру следующего дня я усердно освобождался от наследия старого года.
Утром третьего дня смог наконец выйти на балкон, закурить и вступить в Новый год.
И знаете что? Он мне сразу не понравился.
