До конца учебки оставалось немного. Нам предстояло сдать выпускные
экзамены и разъехаться по частям. К началу экзаменов в часть должна
была приехать комиссия из штаба округа с проверкой. Вероятно, к этой
проверке и был приурочен конкурс художественной самодеятельности,
который был объявлен в полку. Замполит нашей роты объявил, что в этом
конкурсе могут принять участие все желающие. От желающих отбоя,
естественно, не было - участие в самодеятельности предполагало
освобождение, на период подготовки к конкурсу, от нудных занятий
строевой, специальной и других видов боевой подготовки. Да и
разнообразие некоторое было бы тоже кстати.
Замполит объявил, что наша рота будет играть мини-спектакль, минут на 30.
Сценарий был уже готов - действие происходило во время Великой
Отечественной войны, а суть сводилась к тому, что несколько советских
солдат сидят на привале и разговаривают о том, как именно они разобьют
фашистскую нечисть, что готовы погибнуть за Родину, что не отдадут и
пяди родной земли и так далее. Потом их окружают фашисты и в неравном
бою наши солдаты все гибнут. Над всем этим разносится голос диктора с
микрофоном, который играет роль как бы голоса за кадром из серии
Штирлиц спал, но он знал, что через 5 минут проснется. В общем, вариант
беспроигрышный, по мнению замполита-режиссера.
Неделю мы репетировали. По сюжету, вместе с солдатами должна была
находиться медсестра, на ее роль пригласили местную
школьницу-десятиклассницу. И ее подружка должна была исполнять роль
диктора. Теперь следует напомнить, что до конца учебки оставалось уже
немного, и поэтому курсанты были уже довольно расслаблены. Сержанты нас
уже особо не доставали, и на утренней зарядке, к примеру, вместо забега
на три километра, мы вместе курили за казармой. Настроение у всех было
отличное, и мы даже позволяли себе шутить и смеяться. Суть задуманной
каверзы была следующая.
По ходу спектакля бойцам предстояло выпить за погибших товарищей. На
репетициях мы с особым удовольствием репетировали этот момент, разливая
по алюминиевым кружкам воду из фляги. Вот мы и решили немного
разнообразить спектакль и устроить пьянку прямо на сцене, на глазах у
всей части, и чтобы никто об этом кроме нас не догадался. Купили литр
водки, налили полную фляжку, а что не влезло во фляжку, употребили
перед выходом на сцену, на троих. Это мы зря сделали, поскольку для
организмов, отвыкших от алкоголя, это оказалась ударная доза.
В результате спектакль выглядел следующим образом.
Зрительный зал полкового клуба. Все места заняты солдатами. В переднем
ряду сидит командование части и приезжий генерал, глава проверочной
комиссии.
Номера программы идут один за другим. Одни пляшут, другие поют песни...
Доходит очередь и до спектакля.
После объявления на сцену выходят двое бойцов в плащ-палатках, несущие
носилки с раненым. Их ведет солдат в офицерской фуражке, играющий
командира. Вместе с ними девушка с сумкой с красным крестом - медсестра.
Голос диктора.
ДИКТОР (с пафосом): Маленький отряд красноармейцев, неся тяжелые потери
с боями отходил на восток. Комиссар Клычков был смертельно ранен, но
пока оставалась хоть малейшая надежда, товарищи несли его на себе.
Видя, как измучены бойцы, командир дал команду на привал.
КОМАНДИР: Стоп, товарищи. Привал.
Бойцы располагаются на привал. Один из них немедленно достает из
вещмешка флягу, алюминиевые кружки и разливает по ним содержимое фляги.
КОМАНДИР: Выпьем же за товарищей, павших в неравных...
МЕДСЕСТРА (шепотом): Мальчики, это что, правда водка?!
КОМАНДИР: ... боях за нашу советскую Родину!
Все выпивают. Медсестра краснеет и начинает с непривычки кашлять.
ПЕРВЫЙ БОЕЦ (протягивает ей шапку): Занюхай, родная.
РАНЕНЫЙ: Пиить
КОМАНДИР: Комиссару налейте.
Медсестра бережно приподнимает голову раненого и поит его из кружки. По
рядам зрителей проходит волнение -они начинают понимать, что происходит
на сцене.
ВТОРОЙ БОЕЦ: Вот разобьем немецких гадов, приезжайте ко мне на Полтавщину. У меня мама такие вареники с вишнями делает!
МЕДСЕСТРА: А я вот в детдоме выросла. Маму свою и не знала...
КОМАНДИР (Знаком приказывая налить еще): Ничего, товарищи, кончится война и мы все вернемся к нашим мамам. За родителей!
Все выпивают. Раненый при этом садится в носилках, опрокидывает кружку
и опять ложится. Зрители начинают потихоньку смеяться. Лицо командира
полка мрачнее тучи. Приезжий генерал, наоборот, ухмыляется сквозь усы.
МЕДСЕСТРА: Мальчики, а давайте споем! Катюшу! Чтобы...
КОМАНДИР (Давясь смехом): Нельзя, родная! Кругом враги!
ВЫКРИК ИЗ ЗАЛА: Медсестре не наливайте больше!
Все актеры на какое-то время отворачиваются от зрителей, чтобы скрыть
рвущийся наружу хохот. Немая сцена в течение минуты. Командир полка
порывается вскочитьс кресла, приезжий генерал его удерживает,
успокаивающе похлопывая по плечу. Замполит из-за сцены энергично
жестикулирует актерам, мол, хватит, прекратите этот беспредел. Но
актеры, видя, что терять им уже нечего, продолжают игру.
ПЕРВЫЙ БОЕЦ (Извлекает пачку Кэмела): Закуривай, ребята!
КОМАНДИР: Что же это за табачок у тебя такой?
ПЕРВЫЙ БОЕЦ: Трофейные. Верблюд называются.
КОМАНДИР: Пакость какая. Чего только фрицы не выдумают...
Все молча курят. Особенно колоритно смотрится раненый, курящий лежа и
пускающий в потолок кольца. Тем временем замполит решает повлиять на
ход спектакля более действенными мерами и начинает диктовать диктору
текст.
ЗАМПОЛИТ(диктору): Но тут в лесу послышался шум. Боец Остапенко закричал: Немцы!
ДИКТОР(С пафосом): Но тут в лесу послышался шум. Боец Остапенко закричал: Немцы!
ВТОРОЙ БОЕЦ: Немцы!
КОМАНДИР: Спокойно, Остапенко. Это ветер шумит ветвями. Нервы у тебя не
в порядке - шутка ли, трое суток без сна. Выпей для успокоения.
ЗАМПОЛИТ (злобно бормочет): Нервы, б(ой!)я... (Чуть громче) Это уже белочка, товарищи
ДИКТОР (С пафосом): Это уже белочка, товарищи!
Громкий хохот зала. Приезжий генерал закрыл лицо руками и беззвучно трясется.
КОМАНДИР: Что, Остапенко, осталось там еще?
ВТОРОЙ БОЕЦ: Так точно, товарищ командир!
ПЕРВЫЙ БОЕЦ: Надо допить, а то, неровен час, погибнем - врагам достанется.
КОМАНДИР: Наливай.
ВЫКРИК ИЗ ЗАЛА: На утро оставьте лучше!
Командир берет кружку, подходит к краю сцены, нетвердо держась на ногах, и произносит речь, обращаясь к зрителям.
КОМАНДИР: Товарищи! Я поднимаю этот тост за самое святое, что у нас
есть, за то, чего каждый из нас с нетерпением ждет и когда-нибудь
непременно дождется. И пусть даже мы погибнем, но он обязательно
придет, ибо он неизбежен, как разгром немецко-фашистских захватчиков
под Сталинградом. За дембель, товарищи!
Восторженный рев зрителей. Генерал уже смеется в открытую. Первый и
второй бойцы берут носилки с раненым и во главе с командиром строевым
шагом уходят со сцены. Медсестра чуть задерживается, берет у ошалевшего
диктора микрофон и нетрезвым голосом говорит: И они пошли дальше!
Моего друга Вовку Синичкина поперли с работы. Поперли по-скотски, без
выходного пособия, повесив на него все, что надо было на кого-то
скинуть, для того, чтобы успокоить недовольного хозяина и какого-то
разбушевавшегося клиента. Дело было в пятницу, незадолго до обеда, я
сидел за компом и лениво ковырялся в каком-то порнушном сайте,
терпеливо дожидаясь конца рабочей недели, когда у соседнего стола
появился бледный Вовка и молча начал складывать свои манатки в какую-то
картонную коробку. Я как раз досматривал видеофрагмент, где худенькая
блондинка с сиськами третьего размера конкретно отсасывала у какого-то
огромного безобразного негра, поэтому не сразу обратил на это внимание.
Когда я усек, что происходит, Вовка уже наполовину запаковался.
- Вова бля, что случилось, тебя куда-то переводят? - оторвавшись от экрана, спросил его я.
- Ага, переводят, нахуй меня переводят... - буркнул Вовка и, не глядя
на меня, вывалил в коробку содержимое верхнего ящика стола.
- "Нахуй"??? Как это "нахуй"?!
Я подошел к Вовке, отодвинув злоебучую коробку, уселся к нему на столешницу, посмотрел ему в глаза и сказал:
- А ну давай, сука, рассказывай!
И Вовка мне рассказал... Рассказал, как час назад его вызвал к себе
управляющий, как он долго ждал в приемной, слушая через дверь, как
начальник кому-то говорит по телефону, что он сейчас же сделает все
надлежащие выводы и примет самые жесткие меры, и как потом секретарша
сказала ему зайти, и как это уебище, не предложив ему сесть,
откинувшись в кресле и сцепив пальцы под подбородком, невыразительным
голосом сказало, что Вовкины непрофесионализм и безалаберность не лезут
не в какие рамки, что план из-за Вовки систематически не выполняется, и
что он должен положить этому конец и отрубить пораженный гангреной
палец, как бы болезненно это не было. А в конце монолога он сказал
Вовке:
- Вы у нас больше не работаете. Можете идти собирать свои вещи. И чтобы через два часа Вас здесь уже не было.
Нельзя сказать, что я разозлился. Это было гораздо хуже. Если бы в тот
момент в отделе появился управляющий, я бы, наверное, разодрал его на
мелкие составляющие голыми руками, а потом бы сложил эти кусочки
посредине оффиса и до конца рабочего дня плясал бы на них ритуальный
танец индейца, вышедшего на тропу войны.
Вовка закончил собирать вещи, пожал мне руку и съебался, а я занял свое
рабочее место, завел косынку и призадумался. В принципе то, что уволили
именно Вовку, было в полном соответствии с теорией Дарвина, который
считал, что наш мир устроен так, что слабые в нем погибают, а выживают
сильнейшие. Вовка по жизни считал, что человек должен сидеть и тихо
делать свою работу. С начальством он никогда не спорил, беспрекословно
оставался работать по вечерам, а если надо было, то и в выходные, не
выебываясь, принимался за работу, от которой отказывались все остальные
и поэтому, когда перед управляющим встал вопрос кого выбрать козлом
отпущения, неудивительно, что выбор пал на Вовку. И сейчас Вовке -
пиздец: без работы, двое детей, беременная жена и съемная квартира.
Естественный отбор нах, теория эволюции в местном масштабе...
То, что теория эволюции - это хуйня, а Дарвин был пиздоболом, я понял
еще в школе на уроке биологии, где нам эту теорию преподавали. Ну как
нормальный человек может втирать всему прогрессивному человечеству о
том, что полезные признаки в процессе эволюции закрепляются, а ненужные
или бесполезные исчезают, не приняв во внимание такую элементарную
вещь, как целка! Вот уже на протяжении тысячелетий женщин ебут все,
кому не лень, и все равно каждая из них упорно рождается с целкой! Что
же она не исчезла, как совершенно ненужный причиндал, создающий сугубо
всяческие неудобства и проблемы?! Что Вы на это скажете, товарищ
Дарвин?!
Короче, пораскинув мозгами я пришел к выводу, что естественный отбор в нашем с Вовкой случае явно не сработает.
Теория эволюции начала давать сбои уже с раннего утра в следующий
понедельник, когда с пятого этажа нашей конторы спешащий на работу
народ радостно приветстовал трехметровый плакат, растянутый между
соседними окнами:
ВОВА СИНИЧКИН ОТСАСЫВАЕТ!
К моему великому удивлению, плакат спокойно провисел на фасаде конторы
до конца вторника, поэтому утречком в среду на четвертом этаже, прямо
под первым плакатом, появилось подкрепление:
ВОВА СИНИЧКИН ПИДАРАС!
После этого управляющий все-таки соблаговолил обратить на плакаты свое драгоценное внимание и наконец-то их убрал.
А еще через два дня, в пятницу, он получил заказное письмо, нагло
набранное мной во время рабочего дня на рабочем компьютере. К письму
прилагались фотографии обоих плакатов и оно гласило следуещее:
"Уважаемый Юрий Олегович!
В прошлую пятницу, навсегда покинув управляемую Вами организацию, я и в
самом кошмарном сне не мог себе представить, что не пройдет и недели,
как я напишу Вам личное письмо, да еще и по такому поводу...
В понедельник, проходя по улице Герцена, я был чрезвычайно ошарашен и
возмущен плакатом, вывешенным на здании, занимаемом Вашей фирмой.
Считаю ниже своего достоинства приводить содержание написанного на этом
плакате, да и уверен, что оно Вам знакомо. Но если Вы забыли, что там
написано, то можете освежить свою память, взглянув на фотографию 1,
которую я Вам высылаю.
Я сначала решил не обращать внимание на этот плакат и отнести его
появление за счет свойственного Вам самодурства, но в среду я увидел,
что к первому плакату добавился еще один (см. фото 2)! Это было уже
слишком! Какое право имеете Вы в нецензурных выражениях перед всем
городом уличать меня в гомосексуальных наклонностях?! Меня, женатого
человека и отца двоих чудесных детей?!
Юрий Олегович, смею Вас заверить, что не потерплю подобного к себе
отношения и требую немедленно прекратить издевательства и травлю с
Вашей стороны!
Ваш бывший работник,
В.А. Синичкин"
Третий плакат появился рано утром в понедельник, плакат намекал на Вовкину склонность к сочетанию зоо- и некрофилии:
ВОВА СИНИЧКИН СОСЕТ У ДОХЛЫХ ОСЛОВ!
А в 8:30 управляющему звякнул уже я... Закрыв оффис на ключ, чтобы не мешали и немного изменив голос, я сказал в трубку:
- Здравствуйте, с Вами говорит Аркадий Зюскинд, личный адвокат
господина Синичкина. Мой клиент жалуется на издевательства, травлю и
клевету, допущенные с Вашей стороны. Он Вам также послал письмо, так
вот знайте, что в моем распоряжении находятся и фотографии плакатов, и
письмо господина Синичкина, и квитанция о том, что Вы его получили. Я
даю Вам первое и последнее предупреждение, что в случае, если подобные
выходки повторятся, мы с Вами будем разговаривать уже по-другому! Вам
все ясно?.. Ну тогда до свидания, имею честь!
Управляющий стал что-то пиздеть в трубку, что это не он и что он вообще
без понятия, кто повесил эти плакаты, но я не стал слушать, как он
оправдывается, и просто грохнул трубку ему в ухо.
Но через 10 минут, перекурив, я позвонил ему снова, на этот раз я был нервным и даже немного взбешен:
- Але, как Вас там... Юрий Олегович?.. Это опять Зюскинд говорит. Ко
мне только что позвонил господин Синичкин и сообщил, что Вы уже
вывесили новый плакат, что-то там про еблю мертвых ослов?! Это что же
такое у нас получается, прямо, как в той басне??? "А Васька слушает, да
ест"?! Послушайте, я Вам со всей ответственностью заявляю: я этого дела
так не оставлю!! Мы же с Вами только 10 минут назад разговаривали! Вы
что, совсем идиот и с первого раза не понимаете?!
- Аркадий, простите, не знаю Вашего отчества... - простонал в трубку
управляющий, - поверьте, я не меньше Вас шокирован происходящим!
Честное слово, это - не я!!! Это какой-то неизвестный мне
злоумышленник, которого я обещаю Вам найти и с которым я обещаю Вам
разобраться!!
- Знаете, что я скажу Вам?, - ответил я ему не терпящим возражений
голосом, - Меня абсолютно не интересует, Вы ли вывешиваете эту
мерзость, или кто-то другой по Вашему указанию, или кто-то это делает
не согласовав с Вами... Меня это абсолютно не волнует! И не должно
волновать! Вы ведь, насколько я знаю, управляете этим гадюшником? Так
вот, Вы и будете отвечать за все безобразия по всей строгости Закона!
И я захуярил трубку ему в ухо во второй раз.
Плакат, обвиняющий Вовку в связи с мертвыми ослами, был снят через 5
минут после нашего телефонного разговора, но я не отчаялся и после
обеда пятый этаж нашей конторы был украшен новым плакатом:
ВОВА СИНИЧКИН ЛЮБИТ ЕБАТЬ ДЕТЕЙ!
Так как управляющий не привык к тому, чтобы плакаты добавлялись в тот
же самый день, он к этому не был готов абсолютно, и плакат до самого
вечера спокойно провисел на конторе. Звонок Зюскинда раздался в
кабинете Юрия Олеговича только после того, как стемнело и плакат все
равно не было уже видно.
Зюскинд бушевал. Он цитировал Юрию Олеговичу выдержки из несуществующих
законов и зачитывал несуществующие прецендентные решения никогда
несуществовавших судов. Юрий Олегович скулил и почти плакал, клятвенно
заверяя меня в своей невиновности, но я ему ни на йоту не верил, потому
что знал, что на самом деле он виноват во всем происшедшем: ведь не
уволь он Вовку, никаких плакатов бы не было! В конце разговора я
сообщил управляющему, что Вова Синичкин получил от меня указание ни в
какие переговоры с ним не вступать, и поэтому отныне все будет
проходить через меня, то бишь адвоката Аркадия Зюскинда.
Следующий утренний плакат гласил:
ЕСЛИ ХОЧЕШЬ ЕБАЦЦО - ПОЗОВИ ВОВУ СИНИЧКИНА!
Он был снят управляющим через 15 минут после своего появления, а звонок
от Зюскинда по поводу плаката поступил к упрявляющему, как только он
вернулся к себе в кабинет...
В течение трех следующих дней никаких плакатов не было. Да и как они
могли быть, когда начальник, вместо того, чтобы заниматься руководством
ввереной ему организации, занимался тем, что раз в пять минут бегал
туда-сюда вверх-вниз по лестнице от своего кабинета, находящегося на
втором этаже, к окну на пятом, где обычно появлялись плакаты и обратно?
На четвертый день он наконец успокоился, но зато обрадовалась
проходящая по улице публика, уже заскучавшая было от отсутствия
плакатов. Новый плакат объявлял об изменении ориентации нашего
учреждения:
ПУБЛИЧНЫЙ ДОМ ВОВЫ СИНИЧКИНА
Плакат был снят управляющим через час после его появления, и он целый
день после этого нервничал, ожидая неприятного звонка от адвоката
Зюскинда, но тот позвонил только на следующее утро, когда на пятом
этаже здания уже красовался новый плакат:
В ПУБЛИЧНОМ ДОМЕ НОВАЯ МАДАМ: ЮРИЙ ОЛЕГОВИЧ КОСЫХ
ТЕЛ. 545-64-45
А на четвертом под ним:
ВОВА СИНИЧКИН НЕ ВЫДЕРЖАЛ КОНКУРЕНЦИИ!
На этот раз я разговаривал спокойно. Я объяснил Юрию Олеговичу, что
период угроз и пустых разговоров прошел. И что я передаю дело в суд. И
что я приглашаю его вместе с его адвокатом ко мне в оффис сегодня в 3
часа дня. Оффис довольно неудачно находился в противоположном конце
города. Встреча Зюскинда с Юрием Олеговичем была отменена по мобильнику
за 20 минут до ее планируемого начала, когда они были уже посредине
пути. Потом я проделывал это с ними еще пять раз. Все это время Юрий
Олегович исправно и часто проверял все окна, но плакаты пока что не
появлялись.
Через две недели, во время очередного разговора с Юрием Олеговичем я сказал ему:
- А Вы знаете, плакатов больше нет и мой клиент уже немного начал успокаиваться. Может быть, суда даже удастся избежать...
Я почувствовал, что Юрий Олегович на другом конце провода сделал стойку, и продолжил:
- Но все же, я в этом далеко не уверен... Дело в том, что Владимир
Синичкин очень зол на Вас и обижен. И за плакаты, и за то, что Вы его
уволили без выходного пособия и хорошей характеристики... Работы он еще
не нашел, он ведь сейчас почти голодает... А человек обычно злится,
когда он голодный! Так что я думаю, он все-таки потащит Вас в суд.
Начальник сразу понял, что ему нужно сделать. И на следуюший день я уже звонил Вовке:
- Вовка?.. Привет! Что-то ты совсем потерялся... Как дела-то у тебя?
Еще не родила?.. Слушай, ты бы зашел к нам в контору, тебя здесь в
бухгалтерии твое выходное пособие дожидается и характеристика в отделе
кадров... А?.. Хуй знает, что случилось, начальник понял, наверное, что
поступил, как сука и решил сделать по-человечески... Да и как прийдешь,
ко мне заглянуть не забудь, ладно?
*
Начальник продолжал периодически бегать на пятый этаж в течение следующих шести месяцев.
Нетормоз
ПИСЬМА
"Москва, улица Садовая, дом 25, Корнееву Алексею Игнатьичу.
Милый брат мой, Алексей Игнатьевич, дошли до нас слухи, что Вы
собираетесь усадьбу нашу родовую почтить своим визитом, да не одни, а с
девицею, о коей молва нехорошая ходит. Дескать, девица та погрязла во
грехе блядском, да сожительствует с Вами незаконно, бросая тень на наш
род.
Батюшка гневаться изволит, мрачен ходит пятый дён, и приказал нашему
дворнику Степану стрелять в Вас солью, ежели вы прибудете в
сопровождении сей девицы. Матушка тоже сердится, но всё больше молчит.
А третьего дня ходила к бабке Агриппине, что в Заречье живёт, да та ей
присоветовала заговорами Вас излечивать, от бесовского искушения.
Матушка жабу вчера в ступе крошила, да шептала при этом слова страшные,
к одной истине сводящиеся: чтоб хуй у Вас бородавками покрывался, да
струпьями отвратительными, каждый раз, как только Вы изволите
приблизиться к девице сей, с целью овладеть ею на простынях льняных,
что матушка по каталогу "Отто" заказывала.
Считаю своим долгом предупредить Вас о происходящем, а уж там воля Ваша, братец.
Кланяюсь Вам низко, брат ваш младший Андрей Игнатьевич.
13 число июля месяца сего года."
Дорогой брат мой, Андрей Игнатьевич. Получил я Ваше письмо, и был
вельми опечален мыслями Вашими, в сием письме изложенными. Негоже так о
брате единоутробном думать, тем паче, что молоды Вы ещё своё суждение
иметь.
Давно ли усадьба моя перестала гостеприимством славиться? Совсем, я
смотрю, без твердой руки владыки вольностью злоупотреблять стали!
Скажи матушке нашей: напрасны страдания ея. Вылетел птенец её из гнезда
по взрослости своей, и теперича сам решать волен судьбу свою.
А ты тоже в стороне не стой: не вели брата старшего - владыку
московского, клеветой чернить да за можай загонять, не дай узам
родственным загнить в тоске разлучной, ибо по возможности своей всегда
в дом отчий еду, надышаться родиной, да за столом хлебосольным с
родными посидеть.
И мать уйми, не в себе она, скажи: пусть о хорошем думает, да не изводит себя мыслями крамольными.
Это моё последнее слово, барин. За сим откланиваюсь с уважением, брат твой Алексей Игнатьевич.
20 число июля месяца сего года"
"Москва, улица Садовая, дом 25, Корнееву Алексею Игнатьичу.
Доброго здравия позвольте пожелать Вам, братец, во первых строках моего к Вам письма.
Послание Ваше зачитано мною вслух было, при батюшке, при матушке нашей, и при дворнике Степане.
Ещё пуще отец наш разгневался, затрещину мне отвесил внушительную,
обозвал "распиздяем и доносчиком", и пообещал высечь меня в
воскресенье. Потом с матушкой совет держал, при закрытых дверях. Да я
всё равно кое-что да услышал.
Во смятение и гнев вводит дивчина сея батюшку нашего, Игната Алексеича.
Сам слыхал, как хозяин наш изволил обещать, что мол пизды получите всем аулом, ежели приедете с проблядью этой.
Один, говорит - пусть приезжает. А с развратной куртизанкой - никогда!
Слова батюшкины передаю в точности, как сам слышал.
Прошу Вас в последний раз - одумайтесь, барин, не гневите отца и
матушку нашу. Ну, зачем Вам с собой в такую даль ещё девицу незнакомую
тащить?
На соседнем хуторе чудесные девицы есть, сам видел. Чернявые, озорные,
ягодицы ядрёные, в три обхвата! У барыни ихней французик один есть,
языку заморскому барыню обучает, так он в свободное время забесплатно
обучил тамошних девиц искусству любви французской. Так что девицы наши
хуй сосут не хуже ваших барышень московских, брат.
Оставьте свою любезную Лизавету Андреевну в московских апартаментах - так ладно будет.
Кланяюсь трижды, и передаю поклон от дворника Степана.
Брат ваш, Андрей Корнеев.
23 число июля месяца сего года"
Ан вон оно как, вольнодумством грешить стал староста наш!!! Так передай
яму разлюбезному, что изгонять бесов приеду из няго зельем огненным, да
папиросами заморскими выжигать гнев и скорбь из мыслей яго. И привезу
ему диковину одну, интерес вызывающую: печатное издание подпольное, на
страницах коего запечатлены красотки нагие, вводящие во соблазн. Думаю,
батюшке любопытно взглянуть будет.
А письмо Ваше, барин молодой, было зачтено при личности любви жизни
всей моей, Лизавете Андреевне. И мы все в возмущении да в неприятии
грозном. "Развратных куртизанок", как выразится изволил Папенька, возле
сердца моего никогда держано не было.
А пизды поставить для меня на раздачу идея совсем не добрая со стороны
Батюшки. Передай, милый братец, что на хую я вертел папенькины мысли да
убеждения, приеду с девицей своей раскрасавицей.
Да Степану-дворнику намекни учтиво, что отпижжен он будет ногами в
голову да по рёбрам, ежели хотя бы взгляд свой холопский поднять на
меня осмелится. Мы с Лизаветой терпеть подобного обращения не станем.
А ягодицы чернявых девиц ваших местных ты, братец, для себя прибереги,
ибо у любви моей место мягкое - как у ангела небесного. А ляшки с попаю
белые, ровные, да кожа шелковистая и чистая, как слюна ребёнка
новорожденного. А ты, брат, на возжелание моё отдаёшь девиц ваших
местных, как же так? Видимо-предвидимо, не безосновательно мною мысли
многократно высказаны о том, что с мужиками деревенскими страсть
имеешь, дорогой, в шоколадную пещеру колоться да припевать при этом
смачно. Иначе понял бы цели папенькины, да мысли своя для себя самого
же, пидорастень-то ты этакий.
На этом откланяюсь с мнением прежним сохранённым своим, да с приветом.
Брат Ваш единоутробный, Алексей Игнатьевич.
30 число июля месяца сего года.
"Москва, улица Садовая, дом 25, Корнееву Алексею Игнатьичу."
Доброго дня желаю Вам, брат мой Алексей, да сразу к делу перейду, ежели вы возражений принципиальных не имеете.
Это ж какая выдра вам навыла, что я к пидорским утехам склонен? Клевета
это всё, брат мой любезный, а за клевету принято пизды давать по ебалу
Вашему, не принимая во внимание узы родственные!
А не напомнить ли Вам, барчук, как в последний свой визит вы
басурманского вина , вискарём наречённым, накушаться изволили, да
отъебали в конюшне лучшего папенькиного жеребца? А потом устроили
вечерний променад вдоль нашей усадьбы, в одном женском исподнем,
прикрыв развратными кружевами срамной хуй Ваш, да под баян частушки
непотребные пели?
А наутро мы с матушкой, к своему стыду и огорчению ниибическому,
отыскали Вас, братец, в трактире "Три голубых пидораса", где Вы,
позвольте мне Вам напомнить, проиграли в карты папенькиного жеребца,
дворника Степана, и свою жопу!
Так что не Вам, сударь, позволено стыдить меня, и взывать к моей кротости!
Единожды кланяюсь Вам в пояс, брат ваш Андрей.
3 число августа месяца сего года."
Здравствую, брат мой родимый, сука двуличная, коя родилась на свет, чтобы опозорить древний род Корнеевых, и лично меня!
Возражений из-за принципа иметь нету смысла мне, любезный братец. Ответ держать в руках своих вы будете от меня последний.
Выдра не воет, ежели Animal Planets удовольствия смотреть вы не имели.
Воют лишь волки позорные, да псы пяленые. За желание пизды мне
развесить поплатишься, братец, шкуркой да зубами собственными, паскуда
грешная.
О одном лишь сожаление имею, что не проиграл в тот раз в карты твою
жопу прыщавую, хотя стыдно было бы столь убогое изобретение Божье на
кон выставлять.
Жеребец тот, Вами упомянутый, присутствовал при зачатии твоем, брат,
ибо у папеньки тогда уже сил в одиночку маменьку окучивать как следует
не хватало. Так что, теоретически предположив, можно с утверждением
заявить, что счастье я имел ебать истинного папашу твоего, брат. А про
частушки непотребные напоминать сам устыдился бы - на баяне-то на том
сам и играл в угаре туманном после совокупления в отверстие жопное со
дворником, Степан который. Так что ответ кажется мне Ваш, братец,
весьма слабоват, да и не к месту.
Отвечать мне смысла не имеет, ибо карета моя драгоценная со мной и
Лизаветой Андреевной отбывает через пятнадцать минут божьего времени.
Ожидайте на огонёк, до простыни серые простирните.
До ног кланяюсь, брат Ваш старший, Андрей.
8 число августа месяца сего года"
