Однажды король Артур пошел войной на сарацин. Однако в одном сражении был
ранен и попал в плен к турецкому пашЕ. Войска отступили и Артур остался в
плену. Пришел к нему пашА и говорит:
- Могу тебя отпустить, но с одним условием. Гарем у меня большой, но кто
знает что с ними делать. Капризные стервы, управы на них никакой нет! В
общем можешь двигать в свой Камелот, но дай честное королевское, что через
год вернешься и дашь ответ на один простой вопрос: Чего хочет женщина?"
- А если не найду ответ?
- Тогда погостишь у нас недельку на колу, а там и похороним.
- Согласен, чо тут думать.
И рванул Артур до Камелоту.
Несколько месяцев метался, расспрашивал девок разных чего они хотят, но
мнения расходились. Одной лошадь подавай, другой мужика покрепче, третьей
Орбит" черничный. А тут вдруг умные люди подсказали, что на опушке
Шервудского леса живет древняя-древняя ведьма. Уж если кто и знает, так это
она.
И побёг Артур к ведьме. Зашел в избушку, истолковал проблему, а она ему и
говорит человеческим голосом:
- Это фигня. Ответ знаю, но за просто так не скажу. Пускай кто-нибудь из
твоих рыцарей на мне женится…
И погалопировал король обратно в замок. Собрал всех рыцарей круглого стола и
обьяснил, что такая вот коллизия возникла. Требуются добровольцы.
Тут вскакивает Ланселот, бьет себя пяткой в грудь:
- Артур, за тебя хоть жизнь отдам, хоть на ведьме женюсь.
На том они и порешили. И ответила ведьма Артуру, что каждая женщина хочет
сама распоряжаться своей судьбой.
В счастливых соплях Артур ускакал к паше, а когда вернулся пришло время
свадьбы.
Гости собрались, Горько!" кричат и все сопутствующее. Ланселот сидит
бледный, ведьма голая на столах пляшет, ужралась как свинья, ко всем
целоваться лезет. Ланселоту хмурый сидит, все равно хуже не будет.
И вот наступает первая брачная ночь. Сдерживая рвотные позывы, юный рыцарь
входит в спальню и видит на кровати + обалденную красавицу (возможно даже
блондинку, но об этом история умалчивает). И говорит ему эта красавица:
- Ну шо вылупился? Челюсть подбери, а то наступишь. Вот такая вот я
благодарная. Дал ты мне на свадьбе оторваться, теперь моя очередь тебе
чего-нибудь дать. Могу вот красивой быть, но только половину времени.
Хочешь ночью буду красавицей, а днем кошмаром стремным, хочешь - наоборот.
Выбирай. Только давай быстрее, а то спать хочется.
Задумался Ланселот. Днем на людях со старухой позориться, зато ночью жизни
радоваться, либо днем гоголем ходить, а ночью с этим покемоном спать.
Дилемма-с... И говорит:
- Что-то у меня после всего этого пьянства мозг не варит. Так что решай ты
сама.
- Молодец, хвалю! Ты опять дал мне распорядиться своей жизнью. За это я
всегда буду красавицей. Живи и радуйся.
МОРАЛЬ: Не важно, красивая твоя женщина или нет. Умная или глупая.
Все одно - она ведьма!
Парадокс Семёныча
В тот день Семеныч неожиданно вернулся с улицы неотпижженым. Это само
по себе нехуйово настораживало, а когда он зашёл на кухню, залпом
въебал из горла
целых полтора глотка водки и, покашляв пару минут, улыбнулся во все
свои четыре с половиной зуба, стало окончательно ясно: к нашему
многострадальному дому,
похрюкивая от предвкушения, уже вовсю приближается очередной пиздец модели "здрасьте, а я к Семенычу"+
И точно - в следующую секунду Семеныч растянул свою мегалыбу ещё шире
(я её когда на ночь вспоминаю, до сих пор без клеенки спать не ложусь),
перегнулся
через стол и доверительно прошамкал: "Саныч, ты охуеешь - я через
агентство с бабой познакомился! Вечером в гости придет". Я не то чтобы
охуел, я блять
вместе с котлетой чуть полвилки не откусил и водкой подавился, а этот
горбатый меня даже по спине не похлопал. Засвистел какую-то хуйню и
приплясом в
комнату свою съебался. Казанова блять недобитый.
Я кое-как откашлялся и попытался представить себе, что за самка могла
клюнуть на этот оживший кошмар генного инженера. Варианта было всего
два: либо у неё
должно быть ниибаццо большое и доброе сердце - либо ниибаццо большая и
страшная тушка. Вспомнив ещё раз Семенычеву улыбку, я понял, что про
вариант с
сердцем по-любому придётся забыть: не может же быть, чтобы женщина
полностью состояла из сердца, весила пятьсот килограмм и при этом еще
могла бы с кем-то
знакомиться. Так что не оставалось мне ничего другого, как вслушиваться
в Семенычев свист (который пиздец как напоминал брачную песнь
обкурившегося ужа) и
тихо бояться приближающегося вечера.
Оказалось, зря боялся. Надо было не бояться, а вещи собирать и в лес, к
партизанам съебываться. Где-то около семи вечера в прихожей раздался
звонок, и
буквально через пару секунд два глухих удара в дверь. С потолка
посыпалась побелка и всякие пауки, со стены сорвался и недоуменно повис
на одном гвозде
портрет Товарища Че, даже вечно тарахтящий холодильник в прихожей вдруг
пару раз чихнул и замолчал. И только контуженный дедок из соседней
квартиры вдруг
забыл про свою немоту и завопил про каких-то йобанных Гансов, йобанного
старшину и йобанную атаку, но тут раздался ещё один удар и дедок
замолчал, а
охуевшая дверь, решив что лучше позор чем смерть, сдалась и
распахнулась. В проеме на фоне освещенного коридора чернел силуэт. Не,
не так: чернел Силуэтище
блять.
Постояв без движения секунд пять, гостья тихо пробасила "Ыы, чобля,
спите все чтоли+" и вдруг заорала: "Сё-о-ома, тыгдебля-а-а?!". От её
крика у меня
пиздец как заложило уши и почему-то потемнело в глазах. Сначала я так и
подумал: Всё, БС, пиздец - полопались нахуй твои глазки, прощай любимая
порнуха; но
потом разглядел слабый свет с улицы и понял, что полопались всего лишь
лампочки в парадной. А я же темноты и так с детства боюсь, а тут ещё с
Этим на
расстоянии грамотного рывка+ Так бы я наверно и скончался там рано
поседевшим зассанцем, если бы из последних сил всё же не нащупал
выключатель и не
включил свет в прихожей. И тут же пожалел об этом: если бы Колю Валуева
скрестить с Ющенко и с рождения кормить чистым протеином пополам с
диоксидом, то
выросшая лет через тридцать хрень как раз и сошла бы за родственника
вечерней гостьи. Только помельче и посимпатичней децл. Незамутненные
сознанием глазки
гостьи до ахуения быстро адаптировались к переходам "песдец как темно -
я ебу как светло" и цепко скрестились где-то в районе моей переносицы.
А я,
почувствовав резкий позыв ломануться куда-нибудь до ближайшего толчка,
вдруг понял, что мои собственные ноги предали меня и совершенно забили
хуй на все
мои команды типа "Съёбываемся, блять!". Гостья медленно двинулась в мою сторону+
И тут из своей комнаты наконец-таки выпорхнул Семеныч - в хуй пойми из
какого музея спижженом костюме в крупную чёрно-белую полоску (на два
размера меньше
чем надо), все двадцать четыре волоса залакированы "под Гитлера", а
лицо густо излеплено клочками газеты на израненной в сражениях с
бритвой коже. Семёныч
меня опять удивил: вместо того, чтобы обосраццо от открывшегося
зрелища, он вдруг включил свою неотразимую лыбу и шагнул к чудищу
навстречу, протягивая
трясущиеся от нетерпения ручонки. "Саныч, знакомься - это Зина. Зина,
знакомься - это Саныч" - гундосо протараторил Семёныч и попытался
обнять свою новую
подругу, но пальцы его так и не смогли сцепиться - не хватило всего
каких-то полметра. "Зина" - пробасила Зина и резким движением схватила
мою неосторожно
протянутую ладонь. По квартире поплыл отчетливый скрип костей и мое
тихое поскуливание. Адским усилием мне все же удалось вызволить свою
руку из плена и
отбежать на безопасное расстояние, но Зина почему-то не бросилась за
мной чтобы добить и съесть, а повернулась к Семенычу и ласково
пробасила: "Ну чё,
Сёма, показывай, где тут наша комнатабля, гыгы". И, ободряюще улыбнувшись, слегка хлопнула его по плечу.
Семёныч вдруг исчез. Только что он стоял передо мной и счастливо
лыбился - и вдруг его уже нет. Только кусочки газеты с ебанутым видом
типа "А куда это
делось Семенычево еблище?" сиротливо кружась в воздухе, тихо опускаются
на пол. А я стою с не менее ебанутым выражением на лице и тоже не могу
вкурить: а
куда это оно в самом деле делось? На счастье для моей и без того
ебанутой психики, Семеныч (который, оказывается, всего лишь отправился
в полет на крыльях
любви от Зининого шлепка) куда-то там у себя въебался и тихонько заныл,
а Зина, не выключая улыбки, с неожиданной быстротой скользнула вслед за
ним и
захлопнула за собой дверь. Бедный Че от очередной встряски дома
все-таки наебнулся на пол и окончательно там затих, боясь привлекать к
себе лишнее
внимание, а я так и остался стоять посреди коридора, с единственной
мыслью в голове: всё-таки Зинина улыбка покруче Семенычевой. Потому что
у неё зубов на
полтора больше.
Где-то минут через двадцать мои ноги наконец прекратили забастовку, и я
мелкими шажками по стеночке пробрался в свою комнату, где и затаился,
безрезультатно пытаясь уснуть под скрипы кровати, басовитые вздохи Зины
и писклявое поскуливание Семеныча. Ближе к полуночи, когда скрипы стали
понемногу
переходить в Зинины "Нутычобля", а давление в мочевом пузыре превысило
норму раз в пятнадцать, я всё-таки решил предпринять вылазку в туалет.
Потихоньку
приоткрыв дверь и просунув в коридор голову, я уже собрался выходить,
когда дверь в Семенычеву комнату вдруг распахнулась. Оттуда выскочил
голый Семёныч и
резво поскакал к спасительной двери в подъезд, но из комнаты вдогонку
за ним внезапно метнулась Зинина лапища, в которой и скрылись
Семенычевы ступни.
Причём полностью. Низ Семеныча как-то резко затормозил, тогда как сам
Семёныч всё ещё ломился к окну, из-за чего в соответствии со всеми
законами физики
ебло Семеныча описало нехуйовую такую дугу и с громким треском вонзилось зубами в паркет.
Зинина рука с зажатым в ней Семенычем начала медленно скрываться в
комнате, а я вдруг вспомнил все ужастики, которые смотрел в жизни и
понял, что снимали
их реально ботаники, которые ничего страшного в жизни и не видели. За
Семенычем на полу оставались сквозные борозды от ногтей с обломками
паркетной плитки,
но прервать неторопливое движение наверное не смогли бы и пара БТРов,
тянущих Семеныча в другую сторону. Перед тем, как окончательно
исчезнуть, Семёныч из
последних сил зацепился зубами за порог, но после очередного рывка Зины
скрылся внутри комнаты вместе с порогом и затих. И тут из комнаты вышла
сама Зина.
До этого я реально думал, что дальше охуеть уже не смогу, но как же
жестоко я ошибался+ Возьмите какую-нибудь бегемотиху, оденьте её в
портупею с цепями,
обколите виагрой и закройтесь с ней в одном помещении - и вы меня
поймёте. Пендосский "Шок и Трепет" по сравнению с этим - обыкновенный
"Треск и Шёпот"
блять. "Треск и Шептунок" даже.
Это был пиздец, полный и безоговорочный. Даже окно казалось мне
охуенным путем к спасению, не смотря ни на четвертый этаж, ни на
сваленный внизу
строительный мусор - вот только не было у меня времени решётки грызть+
А Зина всё ближе+ Вот она уже в комнате+ Тянет свою лапу ко мне,
забившемуся в угол
кровати+ Я зажмурился, а Зина вдруг сказала: "Бум-м-м бля!" и затихла.
Открыв глаза, я почему-то вместо Зины обнаружил перед собой
расцарапанного Семеныча,
с чугунной сковородкой в руках. А потом и Зинину жопу, которая даже в
лежачем положении возвышалась над кроватью чуть ли не на полметра.
"Бе-бе-бежим
б-б-бля+" - проблеял Семеныч и резво поковылял к выходу, как-то
неестественно расставляя ноги. Ясен хуй, уговаривать меня не пришлось,
и уже через пару
минут я, подгоняемый ревом разъяренного Зверя, вовсю съёбывался в направлении ближайшей подруги - благо жила она напротив.
С утра, когда кошмары прошедшей ночи немного отступили, я всё же
решился наведаться домой. Зины уже, слава богу, не было, а разъёбанную
ей в хлам
обстановку Семеныч потихоньку восстановил. Даже почти без пиздюлей.
Точнее почти без переломов. Еще примерно с год я прятался под кровать
при любом
подозрительном шуме с лестничной площадки, но Зина в нашем доме так
больше и не объявилась. Хуле, сковородка походу заговоренная попалась.
А Семеныч так до сих пор при слове "Зина" мертвым притворяется и вонять
сцуко начинает+ Бывало скажешь скажешь ему что-нибудь вроде: "Семеныч,
я вот
только что из магаЗИНА+" - и всё, пиздец: зима, не зима - а окна на ночь открывай+
